9 октября 2018 г. в ИМЛИ РАН состоялся семинар «Проблемы тезауруса “усадебных” исследований в российском и зарубежном литературоведении», проведенный в рамках проекта Российского научного фонда № 18-18-00129 «Русская усадьба в литературе и культуре: отечественный и зарубежный взгляд» (рук. О.А. Богданова) и при финансовой поддержке РНФ. Организаторами семинара выступили отделы русской литературы конца XIX — начала ХХ в., русской классической литературы, новейшей русской литературы и литературы русского зарубежья, классических литератур Запада и сравнительного литературоведения и Совет молодых ученых ИМЛИ РАН. Всего было заслушано 9 докладов участников и друзей проекта, а также возникла заинтересованная дискуссия, в которой приняли участие и гости семинара.
Мероприятие открылось докладом руководителя проекта О.А. Богдановой (ИМЛИ РАН) «Категория "усадебного топоса": границы, структура, семантика, динамика, модификации и вариации». В нем было рассмотрено ключевое для теоретико-литературного освоения феномена русской помещичьей усадьбы понятие усадебного топоса. Само обращение к топике было продиктовано не только семантико-семиотическим пониманием топоса усадьбы как важнейшего элемента русской «национальной аксиоматики», но и надеждами на методологическую опору в виде «пространственного культурного поворота» в мировой гуманитаристике первых десятилетий XXI в. Выделяемые Д. Бахманн-Медик «культурные повороты» (интерпретативный, перформативный, рефлексивный, постколониальный, переводческий, пространственный, иконический) представляют собой, сообщила О.А. Богданова, «определенные ракурсы исследования, смены перспектив, при которых основные вопросы содержания переходят в <…> установки к исследованию». В таком понимании пространство — это локализация культурных практик в виде многослойно-противоречивого общественного процесса, в связи с чем в тезаурус «усадебных» исследований целесообразно ввести междисциплинарные категории гетеротопии (М. Фуко) и габитуса (П. Бурдьё).
В докладе было отмечено, что в рамках актуальной для России научной парадигмы важно разграничить понятия топоса, локуса и хронотопа, а также определить временны́е границы «усадебного топоса»: нижняя — XVI в., верхняя не просматривается и в начале XXI в. — благодаря тому, что эта продуктивная культурная модель, пережив в 1910–1920-е гг. расставание с традиционной дворянско-помещичьей усадьбой, распалась на ряд модификаций и вариаций, многие из которых сохранили жизнеспособность до наших дней (например, усадьба-музей). В докладе была предпринята попытка исследовать структуру «усадебного топоса», выделив в нем семантико-семиотическое ядро (бинарная оппозиция рая и ада) и периферийные модусы (элегический, идиллический, социально-критический и др.). О.А. Богданова отметила: так как само понятие усадебного топоса только формируется в науке, пока неясно, можно ли считать его универсалией или же это элемент исключительно русской «национальной аксиоматики».
Основной исполнитель Е.Е. Дмитриева (ИМЛИ РАН, РГГУ) в докладе «"Усадебный текст" vs "усадебный миф"» напомнила слушателям слова не любившего миф и стремившегося к его демистификации Ж.-П. Сартра о том, что в современной культуре возник «миф о мифе», когда само это понятие мистифицируется: аналитик мифа работает как историк, то есть выбирает один частный миф одной конкретной эпохи и прослеживает его индивидуальное становление. Это суждение при всей его полемичности приложимо и к «усадебному мифу». Одним из первых значительных исследователей «усадебного мифа», по мнению Е.Е. Дмитриевой, следует считать В.Г. Щукина, автора монографии «Миф дворянского гнезда». Объектом исследования в этой работе заявлена русская усадьба в период расцвета (XVIII—XIX вв.) и ее образ в художественной литературе, который автор предлагает рассматривать как «социокультурный локус» и «психологический феномен», требующий объединения «семиологии Лотмана» с «экскурсионным» методом И.М. Гревса и Н.П. Анциферова, психофеноменологическим методом Г. Башляра и концепцией жанра М.М. Бахтина. В монографии Е.Е. Дмитриевой и О.Н. Купцовой «Жизнь усадебного мифа: утраченный и обретенный рай», пояснила докладчица, усадьба рассматривается как «культурный текст», сыгравший центральную роль в русской литературе, живописи и театре. Также в ней был проанализирован и обратный процесс — как литература, театр, философия формировали усадебный быт, реальное усадебное пространство и сам способ проживания в усадьбе. Последнее может быть осмыслено как одна из важнейших составляющих «усадебного мифа», который в таком случае оказывается понятием одновременно и гораздо более узким, и более широким, чем «усадебный текст». Концепт «усадебный миф» позволяет актуализировать древние мифологемы (в частности, миф о Золотом веке, принципиально важный для понимания «усадебной культуры»). Усадебный сад (как и сад вообще) предстает как память (семейная, родовая, историческая), и, наряду с мифологически-аллегорическими образами (например, статуями) наполняется садово-усадебными метафорами и аллегориями, являющимися «выражением некоторого смысла, направляющего разум на инобытие» (Плутарх). В отличие от древности, в усадьбе Нового времени мифологизируется не столько природа, сколько социальная и эмоциональная жизнь человека. Все это ставит перед нами серьезную задачу или, скорее, вопрос — о соотношении сознательного мифотворчества и мифологии, имманентно присущей усадебному пространству.
Друг нашего проекта А.В. Марков (РГГУ) в докладе «Предыстория термина "усадебный текст" в российской науке 1920–1930-х гг.» напомнил, что понятие «усадебный текст» обычно рассматривают только как структуралистское и не выходящее за пределы презумпций структурного метода. Докладчик показал, что данное понятие укоренено в русской науке 1920–1930-х гг., которая отталкивалась от культурного мифа об усадьбах и стремилась понимать взаимодействие человека и пространства как жанрово и стилистически маркированный процесс. Понятие «текст» оказывается здесь не структуралистской заменой понятия «произведение», но одним из способов представления семантики, наравне с топосом, декорацией или экфрасисом. Изучение перформативности художественного пространства и трансформации жанровой семантики в этом пространстве — то немногое, что объединяло столь непохожих мыслителей, как П.А. Флоренский, М.М. Бахтин, О.М. Фрейденберг и формалисты.
А.В. Марков показал, что реконструкция этого первичного подхода к «усадебному тексту» позволяет описывать его не только отрицательно — как систему запретов и предпочтений, но и положительно — как определенный режим перформативного жанрообразования. Такие свойства усадебного пространства, как ворота, ограда и сад, оказываются жанровыми, а не декоративными. Наука 1920–1930-х гг. уже заключала в себе последовательное учение о пространстве и об «усадебном тексте» как об одном из соответствий пространственной организации повествования в области жанропорождения, которое не было превращено в систему только из-за отсутствия единого научного аппарата — ведь каждый исследователь переизобретал аппарат исследований для своих целей.
В докладе основного исполнителя М.В. Скороходова (ИМЛИ РАН) «"Усадебная культура" vs "культурный ландшафт" — между культурологией и географией» было продолжено рассмотрение понятийного аппарата, необходимого для всестороннего изучения феномена русской усадьбы. С одной стороны, по мысли докладчика, необходимо учитывать наработки специалистов в области гуманитарной географии. Так, исследователь русской усадьбы географ Ю.А. Веденин ввел в научный оборот термин «литературный ландшафт» — одно из основных понятий литературной географии, предметом которой является «взаимодействие литературного и географического пространств; в результате такого взаимодействия формируется литературно-географическое пространство» (В.Н. Калуцков). Одну из ключевых ролей в литературном ландшафте играют «усадебные комплексы», исторически сложившиеся в результате тесного взаимодействия, а порой и взаимопроникновения природных ландшафтов и антропогенной составляющей, т.е. деятельности человека, преобразующего природные ландшафты в ландшафты культурные. Ю.А. Веденин так определил состав «усадебного комплекса»: «господский дом с флигелями, сад или парк, хозяйственные службы, связанное с усадьбой сельское поселение с церковью, а также принадлежащие владельцу усадьбы поля и лесные угодья». С другой стороны, формирование усадебного пространства, восстановление утраченных объектов, актуализация связей между различными элементами усадьбы — важная задача музеев-заповедников и музеев-усадеб. Развитие этих учреждений культуры направлено на представление посетителям целостных «усадебных комплексов», включающих окрестности, что диктует необходимость создания достопримечательных мест, на территории которых была бы существенно ограничена хозяйственная деятельность, а также проводились соответствующие строительные и реставрационные работы.
Исполнитель проекта О.В. Шалыгина (ИМЛИ РАН, ПСТГУ) в докладе «"Неомифологический комплекс" как средство репрезентации "усадебного топоса"» представила обзор классических англоязычных работ по неомифологизму, актуальных при изучении «усадебного мифа», «усадебного топоса», «усадебного текста» (D. Bidney. Theoretical Anthropology, 1953; T.G. Winner. Myth as a device in the works of Chekhov, 1963; H. Slochower. Mythopoesis: Mythic Patterns in the Literary Classics, 1970; R.-A. Peace. Chekhov A. Study of the four major plays, 1983; Ch.J. Rzepka. Chekhov’s «The Three Sisters», Lear's Daughters, and the Weird Sisters: The Arcana of Archetypal Influence, 1984). Согласно Т. Виннеру, в произведениях А.П. Чехова схожа роль мифов в традиционном смысле этого слова и мифов, взятых из литературных произведений, т.е. неомифов. На примере последних чеховских драм в докладе рассматривались вопросы мифизации «дома» и «сада» как основных категорий «усадебного текста» русской культуры. Мотив «изгнания из дома» предстал как актуализация «макбетовского кода», связанного с творчеством У. Шекспира. Художественная деталь (проход по сцене Наташи со свечой à la Макбет) выполняет функцию «запуска кода» в «Трех сестрах». В «Вишневом саде» важен повтор детали как знак актуализации кода: символический смысл в устах Лопахина приобретает метафора ожившего сада: «и неужели с каждой вишни в саду, с каждого листка, с каждого ствола не глядят на вас человеческие существа, неужели вы не слышите голосов…».
Исполнитель проекта молодой ученый А.С. Акимова (ИМЛИ РАН) прочитала на семинаре доклад под названием «Анализ архивных источников и сверка прижизненных изданий как методологический потенциал изучения "усадебного текста" А.Н. Толстого 1910–1920-х гг.», в котором напомнила о том, что связь прозы А.Н. Толстого с русской культурой начала ХХ в. и с русской национальной традицией впервые раскрыта А.М. Крюковой в монографии «А.Н. Толстой и русская литература (Творческая индивидуальность в литературном процессе)» (1990). Рассказы Толстого 1910-х гг. в контексте «усадебной прозы» рассматриваются в статье О.А. Богдановой «Рассказ А.Н. Толстого "Утоли моя печали" в контексте русской культуры» (2017). Эти работы позволяют анализировать произведения писателя первой четверти ХХ в. как «усадебные тексты», в которых «феномен русской усадьбы получает новое воплощение» (М.В. Глазкова).
Обнаружить истоки «усадебной прозы» А.Н. Толстого рассматриваемого периода удается в рукописных тетрадях «Лунные сны. Книга I» (1906–1907; ОР ИМЛИ) и «Голубое вино. Книга VI» (1907–1908; ОР ИМЛИ). Впервые описанный в раннем стихотворении «Пожар», горящий усадебный дом в повести «Петушок (Неделя в Туреневе)» (1910) будет символизировать разрушение дворянского быта и связанной с ним традиции. То же можно сказать и о пронизанном образами и настроениями конца 1906–1907 гг. стихотворении «В ночной степи», написанном в Самаре вскоре после смерти матери писателя А.Л. Бостром.
Исполнитель проекта молодой ученый М.С. Акимова (ИМЛИ РАН, Музей Зеленограда) представила вниманию слушателей доклад «"Усадебный" и "дачный" текст русской литературы: к вопросу о соотношении понятий». В выступлении было показано, что соотношение «усадебного» и «дачного» текстов — вопрос сложный и неоднозначный. Прежде всего, его решение осложняет отсутствие единого определения «усадебного текста». Дело не только в широком или узком его понимании, а в самой структуре понятия. Так, классическому представлению В.Г. Щукина о присутствии в «усадебном тексте» идиллического хронотопа и модальности противоречит представление О.А. Поповой о наличии «критической концепции» в «усадебном тексте». Кроме того, возможны отклонения от «идиллической модели» как в рамках творчества одного автора (А.А. Фет), так и в рамках одного произведения («Обломов» И.А. Гончарова с амбивалентным образом Обломовки).
«Дачный текст» — понятие, пока терминологически неопределенное. Ряд исследователей (В.Г. Щукин, Т.М. Жаплова и др.) считают «дачную культуру» прямой наследницей усадебной или ее ответвлением. Отчасти это так: трансформация «усадебной культуры» в дачную сохранила тягу человека к природе; в описании дачи и усадьбы много общих мотивов (один из самых устойчивых — скука). Об отсутствии между ними жесткой границы говорит встречающийся термин «усадьба-дача». Действительно, еще в первой половине XIX в. эти понятия отличались несильно, однако со временем по ряду причин (и не без влияния художественного творчества) они все более поляризовывались, вплоть до антонимии, причем стали связываться с различными историко-бытовыми и социально-психологическими сферами явлений. Русская литература рубежа XIX–XX вв. в основном нелицеприятно отзывается о даче, видя в ней «урезанную усадьбу», воплощение массовой культуры и временности, в противовес усадьбе, ставшей «усадебным мифом». Дача не смогла в полной мере взять на себя функции дворянской усадьбы — как в жизни, так и в литературе. Главным отличием стала «связанность образа усадьбы, в отличие от дачи, с родовой и культурной памятью» (О.А. Попова). Таким образом, «усадебный» и «дачный» тексты находятся в сложных отношениях взаимодополнения, взаимопроникновения и взаимоотталкивания.
Исполнитель проекта молодой ученый Н.В. Михаленко (ИМЛИ РАН) выступила с докладом «Проблемы интермедиального анализа феномена помещичьей усадьбы начала XX в.: согласование категориального аппарата». В нем было отмечено, что проблема генезиса интермедиальности была объектом внимания различных исследователей (А. Ханзен-Лёве, Д. Мюллера, У. Вульфа, Н.В. Тишуниной, А.Ю. Тимашкова, И.Е. Борисовой, А.Г. Сидоровой, И. Раджевски и др.). По мнению Н.В. Тишуниной, интермедиальность выступает в качестве «специфической формы диалога культур, осуществляемой посредством взаимодействия художественных референций». Ими могут являться знаковые художественные образы или стилистические приемы. В интермедиальности наблюдается не просто диалог искусств, а их «перевод», интерпретация, отличная от синтеза искусств.
Использование категории интермедиальности является, по мнению докладчицы, перспективным для изучения «усадебного текста», что обусловлено спецификой как самого явления помещичьей усадьбы (соединение в едином пространстве нескольких видов искусств), так и его отражения в литературе. Наиболее характерным для «усадебного текста» является использование элементов референции (тематизации) и инкорпорации (экфрасиса). Элементы экфрасиса можно встретить, например, в повести И.С. Шмелева «Неупиваемая чаша» (1918). Он становится семантическим центром произведения, в живописи Ильи Шаронова соединяются Град земной и Град Небесный, выражаются духовные устремления героя. В «Неупиваемой чаше» представлена и референция (тематизация) — упоминание или обсуждение другого вида искусства. В частности, она проявляется в изображении рефлексии художника, созерцающего портрет главной героини.
Исполнитель проекта аспирант ИМЛИ РАН Г.А. Велигорский выступил на актуальнейшую для исследований по проекту тему «Типология загородных владений в Англии и России XVIII — начала XX в.: опыт сопоставительного тезауруса (estate/manor — усадьба/поместье, farmstead/grange — ферма/хутор/двор, country cottage/summer house — дача/сельский дом, и др.)». И в русской, и в английской литературе XVIII—XX вв., сообщил докладчик, представлена обширная типология загородных владений, многие из которых корреспондируют между собой и сближаются по тем или иным линиям, однако во многом отличаются друг от друга, принадлежа к различным культурам и уникально, по-своему отражая их. Иные из них оказываются многозначными даже в рамках одного языка. Так, например, английское слово «grange» в зависимости от контекста может означать как ферму с прилегающими к ней службами (и даже просто фермерский дом), так и богатую загородную усадьбу, соотносимую с «estate» или «manor».
Отметив, что его выступление является пока только первым шагом в разработке обширной и исключительно важной темы, докладчик коснулся лишь нескольких вынесенных в заголовок параллелей. В своих рассуждениях он опирался на единственную англоязычную монографию, в которой проведена попытка такого сопоставления — работу Ст. Лоуэлла «Summerfolk 1710—2000: A History of a Dacha» (2013), а также на собственные умозаключения. Выступление Г.А. Велигорского было проиллюстрировано рядом примеров из художественной литературы. Приведенные цитаты позволили показать, как разные переводчики решали проблему многозначности при переводе на русский язык понятий английской усадебной сферы.
Кроме основных докладов, прозвучали сообщения друзей проекта и гостей семинара, связанные с его общей тематикой. Так, С.В. Сапожков (МПГУ) на примере творчества И.А. Гончарова, А.П. Чехова и др. показал, что для русской классической литературы характерно употребление нескольких близких по семантике понятий: усадьба, поместье, имение, – а также предпринял попытку их различения. О.В. Игнатьева-Вильбоа (Пермский государственный гуманитарно-педагогический университет) поделилась размышлениями о развитии частного коллекционирования как распространенного явления в среде помещиков; по ее мнению, коллекционирование оказало весьма существенное влияние на формирование «усадебной культуры», а впоследствии такого феномена русской культуры XX в., как усадьба-музей. И.Е. Карачевцев (Музей-усадьба «Ясная Поляна») поделился практическим опытом сохранения и презентации «усадебных комплексов», связанных с жизнью и творчеством Л.Н. Толстого. Н.А. Ёхина и А.В. Трубецкой, представлявшие на семинаре усадьбу Узкое, рассказали об опыте создания музейной экспозиции в этой усадьбе и о наиболее актуальных проектах, реализуемых на ее базе. Среди гостей на семинаре присутствовали Е.Ю. Кнорре, Е.В. Астащенко и др.
Все доклады и сообщения вызвали живой интерес участников и гостей семинара. Заданные вопросы позволили выступающим более глубоко раскрыть свои темы. Нередко завязывались дискуссии, что в очередной раз подтвердило актуальность проекта Российского научного фонда «Русская усадьба в литературе и культуре: отечественный и зарубежный взгляд».
Отчет подготовил М.В. Скороходов